МАСТЕРСКАЯ РАДУГИ - почувствуйте радость ТВОРЧЕСТВА!

С чего начать рассказ о Мастере? С Московского музея народного искусства, где в центре зала в хрустальном кубе мерцает на золотом фоне красный петух Веселова? С описания его дома-избы в деревне Мокушино близ Сёмино? Или с дороги к Мастеру, разбитой российской дороги, обладающей, по выражению Гоголя «большой подпрыгивающей силой»?

Пожалуй, начнем с дороги, которая, несмотря на кочки и ямы, как известно, приведет на Руси и на край белого света. Мы катим по этой дороге в крохотной машинке легендарном «Запорожце» в край Хохломы, где на протяжении столетий крестьяне спасались промыслом от голода и властей.

В деревнях Шабаши, Кулигино, Глыбино, Сёмино, Большие и Малые Хрящи, Трутнево поколениями жили Красильниковы, Удаловы, Кулигины, Семёновы, Шаповы, Лушины, Щукины, Волковы… Многие стали известными резчиками, токарями и красильщиками. В фамилиях они закрепили мастерство рода, а Веселовы – и оценку этого мастерства.

Степан Павлович Веселов поистине веселый мастер. Его радостный талант привлекал к нему многих поклонников. В городе Горьком, получившим в сталинское время это имя, ценители народного искусства давно знали вещи Веселова не единственно по стендам Художественного музея. И сам он, не кичась, привозил изделия на Канавинский рынок и продавал свои ложки и плошки, радуясь живой копейке и покупательскому одобрению.

Тогда, в 70-е годы, он уже не работал на фабрике, вышел на пенсию и говаривал, что с детства любил писать не по заданию, а по настроению. И настроение это было светлым. А кого не привлечет радость? При всем сочувствии чужому горю-печали мы, по свойству нашей тварной природы, стремимся избегать унылых людей и тянемся к людям и вещам веселым. Так что наш «Запорожец» катил в Мокушино, повинуясь законам природы.

Сегодня почитатели таланта Веселова придумали, что притягательность его якобы связана с внутренним импульсом, получаемым из космоса. И Лев Гумилёв, создавая теорию пассионарных личностей, тоже намекал на то, что в Нижегородском крае, на слиянии великих рек и завершении отрогов среднерусской возвышенности существует особая аура, помогающая появляться на свет людям с особой энергетикой. Действительно, если вчитаться в списки наших бывших и нынешних сограждан, обладающих большой хватательной силой, можно предположить, что какая-то правда во всем этом есть.

Но к Степану Павловичу Веселову это вряд ли относится. В березовом краю с тихой речкой, бедными крестьянскими избами и негромкой красотой, разглядеть которую дано только художнику, он был вполне земным, отмеченным лишь одной загадкой – загадкой таланта, умением радовать и радоваться. А стремление радовать можно было увидеть уже в приближении к его избе. Даже скворечник являл собой маленький шедевр – расписной дворец в узорах и в цветах. Радушием лучилась жена Степана Павловича – Агафья Ивановна, довольством жизнью дышал его дом. Позже, после смерти родителей, дети продали родовое гнездо, и старшая дочь, выучившаяся на бухгалтера, с недоумением говорила: «Продали задешево, а теперь говорят, что тятя был антиквариат. Даже где-то в ЮНЕСКО отмеченный. Знали бы, не торопились».

Но нам повезло. Мы приехали к живому мастеру, в избу, которая не напоминала пустую раковину. Искусствоведы назовут его дом музеем. А был он, прежде всего, жилым крестьянским домом. На стенах висели фотографии отца мастера в форме солдата ещё первой мировой, матери со строгим лицом, каких-то родственников, многочисленных детей, разлетевшихся из Мокушина во все стороны и не перенявших отцовского мастерства. Три богатыря на литографии. Ленин, читающий газету, какие-то дешевые статуэтки, прилагаемые к грамотам ударнику труда, служили дополнением к рукоделию хозяйки, высокой кровати с никелированными спинками, русской печи и тканым половикам.

И все же среди этой обыденности живым огнем пробивалось большое искусство. Многочисленные эскизы на кусках обоев или на клеенке «пряников», трав, солнечных дисков поражали безошибочным чувством композиции и той верностью взгляда, которые присущи лишь неординарному художнику. Древнее языческое искусство жило здесь не как у себя дома, а именно дома.

Кто только не побывал у Степана Павловича и Агафьи Ивановны! Из Москвы, из научно-исследовательского института народных промыслов наезжал Анатолий Васильевич Бакушинский, большой знаток народного искусства. Часами сидел, любовался работами Веселова. Из Нижнего Новгорода приезжал Георгий Петрович Матвеев – воспитанник Петербургского училища и организатор Семеновского кустарно-художественного музея, собравший старейших художников Хохломы в кооперативную артель. Артель экспортировала уже в 30-е годы производимые предметы для продажи в столице и за рубежом. Попали туда и работы Веселова.

Был знаком Степан Павлович и с Петром Петровичем Кончаловским. Основатель объединения московских художников «серебряного века» под названием «Бубновый валет», отмеченный высокими званиями и Сталинской премией, пленился не только исканиями француза Сезанна, но и приемами русского народного лубка. Степан Павлович рассказывал, как пытался Кончаловский повторить манеру местного мастера-красильщика, а получилось не то, хоть рука у Кончаловского была легкая. Ушел со словами: «Каждому – своё».

Веселов любил и умел рассказывать. О своих поездках на Всесоюзную выставку, о коллективизации и НЭПе, о войне и трудных послевоенных годах. Рассказывал он сочно, весело, минуя житейские мелочи или истории с непростыми отношениями с руководством фабрики, возвращаясь постоянно к темам ремесла.

Когда вошел в моду стиль богатой царской одежды из парчи – кудрина – Степан Павлович испробовал и его, красиво же: «от хорошей жизни кудри вьются, от плохой секутся». Попробовал он и вернулся к старинному верховому письму с травными узорами. Его упрекали в традиционности. Но именно Веселов нашел ход от древнего ремесла к тому, что называют новаторством. И нашел без разрушения старого приема – свободного летучего размаха кисти, который и позволял ремесленникам за световой день красить сотни ложек и поставцов.

Красильщиком был его отец. В огороде, на отлете от избы стояла красильня. Изделия токарей – «бельё» - привозили возом. Работали, как и другие семьи, на скупщика-купца, увозившего посуду в Нижний на ярмарку. Детей приучали сызмала, давая простую работу по образцам. Но однажды, когда отец отлучился, Степка самостоятельно разрисовал посуду. На золотом фоне киноварью закричали петухи. Разрисовал и испугался отцовской трепки. И отец пригрозил, что отдерет, если купец не возьмет посуды. А купец, вернувшись из Нижнего, позвал мальчишку. Сказал, что «петухов» первыми раскупили. И дал Степану премию – красного ситца на рубаху. «Сколь я потом грамот и благодарностей получал», - рассказывал Веселов, - «а та первая премия по сей день помнится. Птицей по улице летел…».

Потом петухов он написал многие сотни – одинаковых и непохожих, ибо ничто живое не повторяется. Вот такой петух и расправил крылья в Московском музее. На блюде, сохранившем фактуру дерева и золото олифы, написанная в два цвета – красный и черный – вальяжно расположилась птица, занявшая все внутреннее пространство блюда. В рисунке нет ничего лишнего и есть все необходимое, даже характер. Петух знает себе цену и похож на портрет французского короля Франциска I с полотна Клуэ в Лувре. Он наряден, надменен и совсем не равен петуху, который сзывает кур на птичьем крестьянском дворе. И все-таки зрителю не надо напрягаться, чтобы безошибочно узнать петуха, как это происходит с моделями абстрактного искусства. Условность счастливо встречается здесь с реализмом и красота с прагматикой. Лишь один листок травы заполняет пустое место между изгибом шеи петуха и кромкой блюда. Композиция выверена идеально, живописно пятно не мешает четкости рисунка.

ВЕСЕЛОВ С. П. Панно "Петухи" из личного собрания авторов

Композиция тоже грань таланта Степана Павловича Веселова. Не случайно он любил писать «пряники» - геометрические рисунки, в которых симметрия не нарушается, графическая утонченность сочетается с богатством цвета. Повторяется древняя традиция пряничного подарка, который делали почетному гостю. Далеко не все хохломичи умели и умеют писать «пряники». Более нарядный и выигрышный узор фоновой живописи с цветами и ягодами стал сегодня характерен для хохломских изделий «с лицом». Среди них тоже есть превосходные.

Но вещи Степана Павловича иные. Кажется, что среди лучших – «солнце». Он и сам числил его особенным, держал у себя на стене и продал лишь по дружбе и не без сожаления. Это большое панно с красным фоном, по которому от центра стремятся золотые протуберанцы, вовлекая глаз зрителя в безостановочную круговерть, в вихрь. Таков ритм русской пляски, музыки камаринского, языческого хоровода, зажигающего солнце в крови.

ВЕСЕЛОВ С. П. Панно "Солнце" из личного собрания авторов

Есть у Веселова и работы изначально дорогие, писанные на заказ, в которых красильщик и резчик выступают рядом. Сам мастер, высоко ценил мастерство резчиков, особенно Михаила Александровича Угланова, своего приятеля и сверстника, резавшего затейливые ковши и утицы, повторявшие форму дворцовой царской посуды XVII века. Шли эти вещи в Кремль и за границу.

ВЕСЕЛОВ С. П. Ковш 1 из личного собрания авторов

ВЕСЕЛОВ С. П. Ковш 2 из личного собрания авторов

Веселов все умел, но избегал «приписок» (работы по готовому рисунку) и «наляпок» (украшений изящными листочками), которые делают ради богатого декора или просто ради скорости. «Тычки» лепила на ложки Агафья Ивановна, не осмеливавшаяся выступать даже подмастерьем у Степана Павловича и глядящая на мужа с уважением и восхищением. Не ей ли посвятил он стихи на одном из панно с петухом:
«Уважает кура петуха,
За то, что петушок не делает греха.
Не курит петушок, не пьет
И с курой весело живет.
И каждый день петух поет».

Песней была долгая жизнь Степана Павловича Веселова (1903-1993). Песенным – здоровым, народным, радостным его искусство – музыка золотой Хохломы!

• АЛЬБОМ "Работы СТЕПАНА ПАВЛОВИЧА ВЕСЕЛОВА"
  Из собрания З.И.Кирнозе и К.Ю.Кашлявик.